Мир же только просыпался, но уже готов был учиться жить по-новому. Теперь по-настоящему готов.
8
Путешествие выдалось не из легких. Но Рамирату нравилось. Он развлекался. Вивиен была просто очаровательна в своем желании досадить навязавшемуся на её голову провожатому. Но не преуспела. Почему? Да, потому что девчонка-бабочка дракону нравилась, пусть и могла показаться любому другому редкостной стертой. Но только не Томассо. Он сам был еще тот стервец. К тому же тем временем в столице вокруг предстоящего карнавала масочников разгорались нешуточные страсти.
Король с королевой, приглашенные на праздник лично Шельмом, активно включились в приготовления. Но больше всех усердствовали приглашенные на карнавал драконы. Им тоже хотелось нарядов, праздничного одеяния, подчеркивающего их особый статус и роль, но, к сожалению, далеко не все из приглашенных были бронзовыми и умели принимать человеческое обличие. Так что Рамират, наблюдавший за всей этой суетой издалека, лишь посмеивался. В его во всех смыслах почтенном возрасте было совсем не трудно постоянно поддерживать контакт сразу с несколькими сородичами. Но чаще всего он обращался в мыслях к Драконьему Лекарю, ведь именно Ставрас, с легкой руки своего неугомонного шута, неизменно оказывался в центре событий. На что ворчал неимоверно, но сдавался на волю случая и Шельма, который развернулся вовсю.
Так что именно от него Рамират одним из первых узнал душещипательную историю о том, как масочники драконов обряжали. Это была та еще сказка. Ведь, как уже говорилось, обычным, человеческим нарядом тут было никак не обойтись. Пришлось ухищряться. Хотя, если верить мнению самого Томассо, на что масочники и горазды, так это на ухищрения. В общем, с горем пополам драконов обрядили. Томассо, узнав во что и ценою каких усилий, весь день посмеивался в седле, вызывая вящее недовольство мнительных бабочек во главе с Имаго, которой постоянно казалось, что смеется он именно над ней. Ведь вокруг только леса и поля, над кем бы еще ему так сдавленно и невнятно хихикать? Наивная, право слово. Что в её ледяной красоте и напускной неприступности может быть смешного? Такую только пожалеть можно, даже утешить язык не повернется, рука не поднимется. Почему? Потому что таких, как она, не за что утешать. Так что косясь на хмурую Вивьен, Рамират веселился от души, но вовсе не бабочка была первопричиной.
Тот же Ставрас рассказал ему как обстоят дела в Драконьем Доме, временно оставшемся без хранителя. Как Тиль и Кузя чуть не подрались, когда Гиня наконец представил им эскизы их будущих костюмов, и оба дракона неожиданно решили, что один будет выглядеть лучше чем другой. Как Жерель смущенно опуская глаза тихо-тихо просила все того же Гиацинта, чтобы их костюмы с королевой Камбеллой, в отличие от нарядов Палтуса и Тиля, отличались по цвету. Почему? Да, потому что лиловый ей совсем не к лицу, а королева выбрала именно его для своего карнавального платья. Или как Тай и Савелий разругались в усмерть и чуть не довели Ставраса своими истериками до тихого бешенства, так как Лий вдруг решил, что спать им все же стоит по отдельности, и не только в разных кроватях, но и в разных комнатах. Тай вроде бы согласился, причем с такой безразличной миной на лице, что сразу становилось понятно — врет безбожно. Тем не менее, камнем преткновения стала их малышка-дракониха, которую каждых хотел оставить при себе, не желая уступать другому.
Мирить их первым отправился Вольф. Провел две душещипательные беседы. Оба, и масочник, и человек, благоразумно покивали на все его пространные рассуждения и доводы, но, как только встретились в одном из коридоров Драконария вновь, разругались еще сильнее, чем было до того. Пришлось призывать на помощь тяжелую артиллерию. Думаете Шельма? О нет, в этом случае всех спас Мур, который неожиданно предложил свою кандидатуру в качестве душеприказчика обоих. Сначала он отвел в сторонку Лия, поговорил совсем недолго и отпустил. Потом подозвал к себе Тая. Разговор с масочником тоже много времени у него не занял. Мальчишки разошлись по углам и до вечера избегали встречаться. А к ночи Лий первым пришел мириться, неся в руках подушку, которую успел перетащить в одну из пустующих комнат Летнего Дворца. Как они там объяснялись друг с другом никто, конечно, не видел, но, судя по тому, что сейчас в Драконарии наблюдалось затишье, все завершилось обоюдным примирением. Вот и хорошо.
А потом всем стало совсем не до ссор и выяснения отношений. Почему? Потому что близился срок, когда во сне к новорожденным драконам и их людям должен был явиться Радужный Дракон и, наконец, даровать малышам имена. И все бы ничего, но именно вокруг этого события разгорелись нешуточные страсти. Юные масочники хотели называть сами, по крайней мере, всячески пытались обработать Ставраса, чтобы он назвал их малышей так, как они ему скажут. Ригулти упирался всем, чем только мог. Даже рогами, если бы они у него, конечно, были. Шельм громко ржал, Макилюнь и Мур тихо посмеивались, Гиня, принявший сторону Кэт и Тая с Лием, всячески им сочувствовал и помогал упрашиваться Радужного дракона. И только Гибискусмилш поддержал Ставраса в его стремлении не давать никому поблажек, сказав, что традиции — это то незыблемое, что не стоит отвергать бездумно и неоправданно, особенно, из-за недостойного порыва сделать поблажку тем, кто дорог и любим.
Смешно, но Ставрас чуть не прослезился, когда услышал прочувствованную речь в свою поддержку. Детки после такого увяли на корню и теперь ходили переваривали, ожидая часа икс, когда во сне к ним явится грозный Радужный Дракон и из вредности, в отместку за издевательства, обзовет малышей так, что мало никому не покажется. Особенно после того, как Ставрас сам признался, что Рамират, с которым они все время поддерживают связь, предложил свои услуги по выдумыванию особо заковыристых имен. Так что настойчивые уговоры быстро сменились мольбами. Но Ставрас, хитро ухмыляясь, был неприступен, как скала. Правда, Томассо сильно подозревал, что если во все это безобразие вмешается Шельм, то недолго Ригулти оставаться неприступным. Но Ландышфуки давить на своего дракона не спешил, что, признаться честно, вызывало некоторые подозрения, если не сказать опасения.
Так что скучать в своем путешествии Томассо не приходилось. Бабочки же демонстративно его сторонились, хоть и позволяли проводить ночи у одного с ними костра. Вивьен все больше молчала и за каждым поворотом ждала от него подвоха. Но старый дракон не замышлял ничего такого. Просто наслаждался весенним, теплым солнцем, свежестью воздуха, шелестом листвы и объятиями молодой травы. Наслаждался и не думал обижать девочек-бабочек, которых добровольно вызвался сопроводить до Оракула Серпокрылых.
Границу они пересекли как положено, через заставу, хотя и могли бы пройти по дикой земле, исчезнув из Драконьего Королевства незамеченными. Но Вивьен явно горела желанием лишний раз в издевку продемонстрировать Томассо свою благонадежность и законопослушность.
С пограничниками со стороны Драконьего Королевства проблем не возникло. Их и не могло быть, так как о том, что бабочки в компании Томассо скачут в их сторону, драконы-пограничники, несшие службу вместе со своими людьми, были осведомлены задолго до того, как на дороге показались их кони. А вот Верлиньские пограничники учинили Рамирату форменный досмотр, но даже усмешка Имаго, которой та его наградила, с высока смотря на это форменное безобразие, не испортила дракону настроение. Унижение досмотра было с лихвой компенсировано вытянувшимися лицами как досмотрщиков, так и бабочек, когда обнаружилось, что в двух объемистых седельных сумках нет ничего, не считая одного дырявого одеяла и сухой, прошлогодней листвы. Только тогда Вивьен, в своей неприязни к Томассо оказавшаяся весьма невнимательной, осознала, что ни разу не видела, чтобы навязанный им провожатый, принимал вместе сними пищу. Но Рамират демонстративно не повелся на вопросительный взгляд. Подарил барышне лучезарную улыбку, и, переночевав на заставе, они продолжили путь.