— Оно и заметно. Знаешь, откуда это чувство? — Спросил полуобнаженный масочник, подставляя утреннему солнышку грудь и плечи, влажные после купания. Он теперь тоже щурился от блаженства. Настроение было таким благостным, что просто невозможно, если вспомнить о том, что произошло вчера. Похоже, драконий полет исцелил не только тело, но и душу.
— Это какое же? — Заинтересовался дракон, привстал на всех четырех лапах и потянулся очень по-кошачьи. Арно прыснул в кулак. В глазах его заплясали молодые чертенята. Словно за прошлую ночь он бросил с себя груз лет, что тяготил его с того самого момента, как он остался один с двумя детьми. Теперь его слово отпустило. Масочник расправил плечи и весело подмигнул своему дракону, который от неожиданности застрял на середине потягушек — так засмотрелся. Потом опомнился и принял человеческий облик.
— Так что там с чувствами? — Уточнил Томассо и ворчливо добавил, подобрав с земли куртку масочника, — Накинь, а то простынешь.
— Я же масочник, забыл? У нас совершенно другие болезни.
— Это у вас были совершенно другие болезни. А теперь еще неизвестно… — не сдался дракон.
Арно вздохнул, но подчинился. Посерьезнел и продолжил нить своих рассуждений.
— Пока ты спал, я успел поразмыслить. Взял для примера Алекса и Ставраса. Ты сам говорил, что их отношения для всех — и людей, и драконов, исключение из правил. И кое-что понял о том, на основе чего могли зародиться их чувства. Конечно, сейчас это, действительно, крепкая сердечная привязанность и даже любовь, но изначально… — не видя отклика от своего дракона, масочник замолчал. Ему важна была реакция. Оскорбить, обидеть, оттолкнуть он категорически не хотел.
Томассо медленно кивнул и попросил продолжать. Ему даже стало интересно, до чего там додумался масочник.
— Зная Алекса, не думаю, что он так легко принял свое запечатление, — осторожно продолжил Арно.
— О, да! Ставрас делился впечатлениями, — воодушевился Рамират, припомнив, как ему плакался Радужный почти сразу после запечатления строптивого шута. — Я тебе больше скажу, если бы ваш гениальный мальчик не был ранен… — Он недоговорил, с хитрым прищуром глядя на Арно и тем самым намекая на произошедшее между ними вчера. Но тот кивнул, словно своим мыслям. И снова впился взглядом в лицо Томассо, как будто так и не понял намек.
— Изначально страх потерять друг друга был таким сильным, что вспыхнули чувства. Так как ими точно можно было удержать другого рядом с собой. Сделать своим. Закрепить принадлежность.
— Глупости. Как будто одного запечатления… — убежденно начал Рамират, но осекся. Внимательно всмотрелся в масочника, потом утвердительно произнес: — Ты не о них размышлял, ты о нас.
— На их примере. Ты привык, что любой запечатленный с тобой просто счастлив от мысли, что его избрал дракон.
— Не дракон, а мир. Меня, как бы, тоже никто не спрашивает, — пробормотал Томассо в сторону. Но масочник и эту его реплику проигнорировал.
— Поэтому, для тебя дико, что кто-то может не желать себе такого счастья. И все равно, ты хочешь, чтобы я был твоим. Потому что, когда отталкивает запечатленный, это больно. Теперь я тоже это знаю. Почувствовал на себе.
— Ладно. Со мной все понятно, — холодно рыкнул в его сторону дракон, — а с тобой что? Не помню, чтобы я кого-то там отталкивал.
— Да что ты? — С сарказмом вопросил масочник, — Напомнить, что именно ты…
— Не надо, — Рамират вскинул руку, вспомнив, что в его воспоминаниях Шлим, действительно, мог увидеть весьма нелестные отзывы о представителях своего народа. Так что приходилось признать, что Арно в чем-то прав.
Они помолчали, после чего дракон решил уточнить:
— То есть ты считаешь, что с этим стоит бороться?
— У нас подобные связи не считаются предосудительными. У вас… я так понимаю, тоже. Просто… — кукловод запнулся. Развернулся к Томассо, к которому стоял полу боком, и сделал нерешительный шаг вперед. Рамират не шелохнулся, выжидая, что Шлим скажет дальше. Тот глубоко вздохнул и произнес: — Как уже сказал, я думаю, что не надо спешить. Мы уже не сможем друг без друга. Теперь это очевидно. Поэтому, не думаю, что собственническим чувствам удастся заглушить голос разума.
— Зато его легко смогут заглушить позывы души, — теперь Рамират сделал полшага вперед. Они почти прижались друг к другу. Дыхания перемешались.
— Вчера, это произошло под влиянием момента, — шепотом произнес Арно. — Но если случится еще раз, на трезвую голову…
— Намекаешь, что вчера был пьян мной? — Лукаво посмотрел на него Томассо.
— Полетом, — сурово поправил его Шлим, а потом неожиданно по-мальчишески ухмыльнулся, — и немножко тобой. Но совсем капельку. Кстати, — тут же начал он, прежде чем осчастливленный дракон успел вставить хоть слов, — у меня тут есть еще одна теория о тебе.
— Ну-ка, ну-ка, интересно послушать!
— По-моему, кое-кто так привык, что сам вынужден отвечать за своих подопечных. И я имею в виду не только запечатленных с тобой, но и тех же обитателей Драконьего дома, у которых ты за старшего. Что сейчас, когда они далеко, а я и сам могу позаботиться о нас обоих, ты расслабился и ведешь себя, как мальчишка.
— Знаешь, — сделав вид, что задумался, протянул дракон, — а в этом что-то есть. — И тут же с притворным беспокойством вопросил: — Это плохо?
— Нет, — широко улыбнулся ему Шлим, — мне даже нравится.
Он взъерошил Томассо волосы неосознанным, инстинктивным жестом и замер на середине движения, осознав, что только что сделал. Дракон тоже застыл на середине вздоха и очень внимательно посмотрел на масочника. Потом, когда тот медленно убрал от него руку, проговорил:
— Во всей этой теории, определенно, что-то есть. Но, знаешь, кое-что ты все же упустил.
— Неосознанные порывы, — тихо отозвался Шлим.
— Я бы назвал это одиночеством души и недостатком ласки.
— Да, ты прав. Наверное, надо что-то с этим делать, — неуверенно откликнулся масочник.
— Ты сам сказал, что не будем спешить…
Часть VI
Танец Смерти и Танец Прощания
15
— В каком месяце ты родился?
— С чего вдруг такой приватный интерес? — Не растерялся шут и скорчил гримасу преувеличенного изумления.
Настоятельница стойко проигнорировала его паясничество. Уже привыкла за время совместного пути. Господину Ригулти в поддержание легенды о телохранителе юного масочника было отказано в чести ехать в одной повозке с леди Имаго. Дракона это не смутило, напротив, по-своему даже обрадовало. Ирайсо сама терпеть не могла ненавистную повозку. Несмотря на годы, глава ордена Серпокрылых предпочла бы путешествовать верхом. Но измена мертвоголовых вынудила придерживаться старых правил и путешествовать до столицы с должным пиететом. Ведь это был первый официальный визит Настоятельницы Оракула Серпокрылых за долгие годы. И ему предшествовало официальное прошение, адресованное напрямую королеве, с просьбой явиться ко двору. Хотя, следует признать, присутствие молодого шута, который не унывал, несмотря на то, что тоже не испытывал восторга от навязанного официозом способа передвижения, несколько сглаживало раздражение. Возможно, именно это толкнуло бабочку на маленькое одолжение, которое она попыталась сделать мальчишке, задав довольно личный вопрос.
— Хочу погадать, — обмолвилась имаго, с отстраненным выражением лица.
— А как же мой дракон?
— Твоим и останется.
— Тогда откуда взяться судьбе, на которой ты могла бы погадать?
— На судьбах не гадают, мальчик. Гадают на кофейной гуще, птичьих потрохах, рунах, картах или как-то иначе. В моем случае я просто назову тебе созвездие Лепидоптера, которое соответствуют месяцу твоего рождения. А дальше посмотрим.
— А если я не хочу знать свою судьбу? Я как-то привык без нее, знаешь ли.
— Поэтому умалчиваешь что-то важное от своего дракона?
Шельм замер. Он, правда, умолчал кое-что. Еще тогда, на привале у реки, когда купал Ставраса и тот блаженствовал напропалую. Так не хотелось портить момент неприятным известием. А потом… потом как-то к слову не пришлось, вот и все. Никаких скрытых мотивов. Вот абсолютно. Ха! Кого он хочет убедить? Только не себя. Именно себя и не получается. В тайне он даже порадовался, что они будут вынужденно разлучены на какое-то время. С того момента, как покинули стены Оракула Серпокрылых, они договорились вести себя предельно осторожно. Тогда их не в чем будет упрекнуть действующей королеве Верлиньи, если тайные посланцы этой суровой барышни все же следят за ними. Следили. Шут засек их в первый же день. Точнее, это Томассо почувствовал слежку. Хорошо, что Ставрас предложил Рамирату и Арно выступить на сутки раньше основного кортежа. Рамират был опытным следопытом в своей человеческой ипостаси. Как потом на очередном привале нашептал Шельму Ставрас, первый человек, с которым Томассо был запечатлен, был лесным охотником. Лучшим не только в своей деревне, но и во всем Драконьем Королевстве. Ландышфуки тут же попытался по своим каналам — привязал к лацкану пиджака Шлима одну из серебряных нитей не Арлекина, а Вольто, — связаться с Арно, чтобы выяснить, что тот думает о следопытских навыках своего дракона, но тот даже разговаривать с ним не стал. И шут, который после встречи с Вестником, неожиданно обнаружил специфический "подарок" таинственного Вольто, прочитал в душе соплеменника смятение. Арно уже знал от своего дракона об истоках его таланта, и это будило в масочнике весьма противоречивые чувства. Дружеская ревность? Ох! Лучше бы не лезть во все это. Как будто Шельму мало их со Ставрасаом собственных разногласий. Зато, похоже, что теперь этот проклятый дар — беспрепятственно читать в судьбах соплеменников, останется с ним навсегда. Почему он посчитал его проклятьем? Потому что были свежи воспоминания о том холоде, который сковал сердце юной масочницы, назвавшейся Мрачным Вестником. Грустно. Так вот, он не солгал, но умолчал кое-что. Не потому что опасался, что вспыхнет недоверие. А потому, что не хотел, чтоб Ставрас бросил все и умчался обратно в Драконье королевство.